Я никогда о ней не писала тут. И делала это намеренно. Все же эта женщина единственная, кто пытался дать мне любовь в том понимании, в котором она могла. По крайней мере, я ощущала ее желание, дать мне эту любовь, и за это я ее люблю.

Раньше я намеренно отделяла ее от всего плохого, что происходило со мной, просто потому, что мне нужно было кого-то любить, и чтобы кто-то оставался чистым во всей это грязи.
Однако, я не могу закрывать глаза на то, что она не пленница в этой ситуации, а тоже взрослый человек, который принимал решения, даже если ее решением было огородиться от происходящего.

Это женщина, которая сама не была готова ко многому, что происходило в ее жизни. Она довольно слабый человек, выросшая в любви и спокойствии. Ее родители никогда не поднимали на нее руку, а ее папа был очень красивым, умным, образованным, интеллигентным мягким человеком, который любил своих дочерей и никогда не обижал их, и очень редко повышал голос. Она младшая в семье, и ее баловали, растили из нее маленькую принцесску, которую когда-нибудь заберет к себе в замок какой-нибудь принц. Но так как ее вечно оберегали, то она не научилась разбираться в людях, и вместо принца ее забрало чудовище и уволокло к себе в пещеру. И моя мать долгие-долгие годы сама не могла придти в себя от крушения надежд, иллюзий и всего остального розово-сопливого хлама, который у нее был. И да, именно в этом я нахожу ей оправдание.

Мне очень хочется найти ей оправдание, хотя чем старше я становлюсь, тем меньше понимаю, как можно было закрывать глаза на то, что происходит с твоим ребенком.
Даже сейчас она отгораживается от того, что было. Если я говорю об отце плохо, она каждый раз делает удивленное выражение лица, и говорит «ну он же не делал ничего настолько плохого, чтобы так о нем говорить», а когда я напоминаю, что именно он делал, она говорит что не хочет об этом слушать, и что если он и поднял на меня руку, то это было всего пару раз и то «за дело». Но вот ведь в чем дело, когда он издевался надо мной, она уходила в ванную, или на кухню, или ее вообще не было дома. Видимо ей казалось, что раз она этого не видит, то этого нет.

Я до сих пор не понимаю, как можно было не заметить или проигнорировать тот факт, что твой 4-летний ребенок боится подойти к родному отцу на столько, что тебе приходиться толкать его к нему силой, а у ребенка начинается истерика. Как можно было просто не обратить на это внимание? Как можно было включать всю воду в ванной, чтобы не слышать криков собственного ребенка? Как можно было не принимать никаких мер в такой ситуации?

Мне кажется, если бы сейчас у меня был ребенок и его отец вел бы себя таким образом, я просто бы убила его в приступе ярости.

И чего я вообще не могу понять, так это то, как можно было, зная о том, что муж является для ребенка агрессором, класть ребенка спать на одну кровать с этим агрессором, а самой спать в другом конце комнаты на раскладушке (тогда была коммуналка), объясняя свое нежелание спать рядом со своим мужем тем, что кровать большая и удобная, и ребенку будет там удобнее, потому что ребенку надо самое лучшее, а мужу надо на работу и ему тоже надо высыпаться. Это вообще выходит за все рамки моего понимания.

Мне иногда кажется, что отец относился ко мне как в животному, а мать как в кукле. В любом случае оба отрицали мои чувства и эмоции, я не имела права их проявлять. Я не имела права плакать, расстраиваться, злиться, грустить и не имела права ничего хотеть.

И иногда я задумываюсь, кто из них большее чудовище.